Словотворие Литературное творчество Свои чужие дети

Этот июньский день был очень теплым, птицы за окном свистели, трещали и чирикали на все лады, ведь недалеко от дома Ани начиналась березовая роща. В такой день хотелось родиться, а не умереть. Но Аня знала, что это ее последний день на земле. Рядом сидела мама, пряча от дочери слезы на глазах, а в соседней комнате притихли дети. Их у Ани было четверо. Старшему, Саше было двенадцать лет, Вике восемь, Тане шесть, а Лизоньке четыре. Муж, Боря, вышел на улицу, каким бы он ни был плохим мужем, но видеть, как умирает Аня, он был не в силах, да и теще в глаза смотреть было стыдно. Ведь знал он, что Аня только после операции, а заставил ее садить картошку, упрекал, мол, ни по дому, ни в постели от нее нет толку, дармоедкой живет. Она и схватилась за лопату. Пол огорода засадила сама, Саша с Викой помогали, а Боря демонстративно к соседу ушел. Вернувшись, увидел ее на кровати без сил.  Даже не подошел, только утром понял, что дело серьезно. Вызвал Скорую, Аню забрали, но через две недели отправили домой, врачи сказали, что ничем уже не могут помочь.
- Мама, ты не сможешь всех детей потянуть, - слабым голосом проговорила Аня, -  но забери Вику, пожалуйста. Ты же знаешь, как она рисует. Боря не будет ей помогать,  загубит он ее талант.
Баба Галя молчала и часто-часто кивала, глотая текущие из глаз слезы. К вечеру Ани не стало. Баба Галя увезла дочь в соседний район, в свое село, похоронила рядом с отцом. Боря и не спорил, не очень-то ему хотелось еще и за могилкой ухаживать. Ведь на его шее оставалось трое детей. Хорошо хоть Вику теща забрала.
 Не дожидаясь и девяти дней, Боря привел в дом Тосю с ее двумя сыновьями-подростками. Тося уже давно была его любовницей,  а теперь-то уже и не было смысла прятаться. Осудят соседи? Почешут языки и успокоятся. Боря не собирался сам за детьми смотреть, вот Тося и возьмет все в свои крепкие руки.
А руки у Тоси были действительно крепкие. Баба она была высокая, широкоплечая, не то, что Аня, нежная тростиночка. И детей таких же худосочных нарожала. Боря даже улыбнулся, теперь-то заживет он по-человечески, пусть теперь Таисия хозяйством занимается. И за детьми присмотрит, они у нее не забалуют.
 - Бабуля, я так по девчонкам и Саше соскучилась, уже три года как их не видала, - хитро улыбаясь, сказала Вика, - может, проведаем их? Я их портреты нарисовала, подарю им.
-  Ох, и лиса ты у меня, - обняла внучку баба Галя, - А папу тоже нарисовала?
- Нет, - посерьезнела Вика, -  Я не могу его рисовать, я пробовала, он, почему-то, черный получается все-время.
Баба Галя тяжело вздохнула и пообещала Вике, как только начнутся летние каникулы, обязательно свозить ее в Капустино, к брату и сестричкам.  Но прошло всего несколько дней, как кто-то вечером постучал в их хлипкую дверь. Выглянула баба Галя, а на крыльце Танюшка стоит.
- Батюшки, ты как сама добралась? – охнула бабушка.
Таня смотрела на нее заплаканными глазками и теребила в руках пакетик с какой-то одеждой. Вика вскрикнула от радости и чуть сестренку не задавила, обнимая.
Но Таня, всхлипывая, рассказала, что больше не может там жить, она старалась, помогала во всем мачехе, но никогда хорошего слова не слышала. Даже второй класс на «отлично» закончила, помнила, как мама ее просила, чтоб она умницей была. Но и за пятерки ее никто даже не подумал похвалить. А недавно начался кошмар. Сыновья мачехи стали к ней приставать, то трусики, вроде как в шутку стянут, то в душ заглянут, когда она мылась. А вчера Антон, старший, ему скоро  восемнадцать лет, сказал, что через пару дней на его дне рождения, она будет его друзей развлекать, чтоб не зря кашу ела, что его мамка готовит. Таня к папе побежала, а отец ее и слушать не стал, за дверь вытолкал. А Саше она побоялась пожаловаться, он ведь полезет к Антону драться, а тот его опять сильно побьет, как всегда. Вот Танюшка нашла конверт с бабушкиным адресом, денег у отца из кармана стащила и поехала.
 На другой день баба Галя оставила девочек с соседкой и отправилась в Капустино, к зятю. Приехала она, а Лизонька, как ее увидела, так расплакалась, запросилась к ней и сестрам, рассказала, что мачеха со своими сыновьями ее и Сашу бьют, кормят тем, что от сводных братьев останется, а отец и слова своей Тосе не говорит поперек, она ему рюмку нальет, тот и доволен. Баба Галя руками всплеснула, да Борису и высказала:
- Ирод ты окаянный, дочь мою в могилу загнал, еще и деток загубить хочешь? – и твердо добавила: - Я забираю девочек к себе!
Тося хотела влезть в разговор, мол, хочешь, бабка, пенсии девочек себе приграбастать, нас без гроша оставить, но баба Галя так на нее посмотрела, что мигом притихла эта Тося, буркнула только, что не сильно то и нужны здесь эти вертихвостки, пусть бабке в подоле приносят.
 На другой день в отделе опеки Боря, не раздумывая, подписал нужные бумаги и баба Галя с Лизой уехали в Березовку, в небольшой, но уютный бабушкин домик. Душа только за Сашу болела, не захотел он отца оставлять, сказал, что совсем папка потеряет себя, если и сын уедет. Да только видела баба Галя, что не нужен Борису сын родной, совсем не нужен, так же как и дочери. Похоже, давно он себя потерял, еще когда при живой жене с Тосей связался, потом жену загубил, дочек из дому выжил.
 Прошло еще два года, девочки учились почти на одни пятерки. В доме на стенах всюду были развешаны картины Вики, Таня и Лиза ходили в музыкальную школу. Дружно жили девочки с бабушкой, учились готовить, шить, даже устраивали концерты. Только за брата переживали, хоть и звонил он им часто, не жаловался, но слышали они по его голосу, что не все так хорошо в родительском доме, который уже стал им чужим. А однажды…
- Бабушка, - услышала в телефоне баба Галя дрожащий от слез голос Саши, - я не знаю, что мне делать.
 И Саша рассказал, что сводные братья залезли ночью в магазин, украли деньги, сигареты, много еще всякого дорогого, а спрятали все в Сашиной комнате, в шкафу. Он и не видел, когда. Утром пришли из полиции, кто-то им подсказал, но братья все на Сашу и свалили. Теперь его хотят судить, только ведь он ничего плохого не сделал. Папа ему не верит, кричит, что бандит ему в доме не нужен, чтоб убирался оттуда. Что Антон со своим братом – вот настоящие мужики растут, не то, что Саша – слабак, весь в мамку.
 Баба Галя опять собралась, поехала в Капустино. Хорошо, что участковым до сих пор Денис работал, муж Аниной подружки. Поговорила с ним бабушка, рассказала, как дело было на самом деле, Денис пообещал разобраться, наказать Тосиных сыночков. А Саше разрешили тоже уехать, подальше от этой семейки.
 С тех пор брат и сестры жили вместе у любимой своей бабушки. Домик у них был небольшой, но места им хватало. Главное, они очень любили друг друга, поддерживали и заботились.
О папе почти и не вспоминали. Он тоже забыл о своих детях, даже не звонил никогда, не интересно ему было, как они живут, здоровы ли. Только поддакивал Тосе, когда она, налив ему водочки, ехидно высказывала, что неблагодарные дети его бросили, на старости даже копейкой не помогут. Сами жируют, а папка с женой голодом сидят.
 Прошло еще семнадцать лет. Саша с женой и сынишкой жили в бабушкином доме, Саша его отремонтировал своими руками, досматривали бабу Галю, которая в свои семьдесят пять еще была очень бойкой старушкой. Соседки улыбались, глядя на нее, говорили, что это любовь ее замечательных внуков дает ей столько силы. Баба Галя и не отрицала. Только с нежностью пересматривала каждый день фотографии Саши и девочек: детские, свадебные, из роддома, где родились правнуки. Одна Лиза была еще не замужем, училась в институте, но и она догонит сестер.
 В тот апрельский день было не по-весеннему пасмурно, дождливо. В дверь постучали. Когда Саша вышел на крыльцо, он увидел пожилого мужчину, в котором с трудом узнал своего отца. Отец был худым и бледным, его даже качало. Саша подозрительно прищурил глаза, но Борис торопливо проговорил:
- Сынок, ты не думай, я не пьяный. Я уже давно не пью. Уже больше пяти лет, с тех пор, как выгнал Тоську. Я пришел прощения у вас просить. Я давно хотел, но не мог, знал, что не простите. Я бы и сам не простил. Только Анечка мне все время снится, говорит: «Иди и проси прощения, в ноги детям падай, но проси, иначе не будет тебе покоя на земле. Сожжет тебя твоя вина». Я чувствую, что умру скоро, поэтому и приехал, пусть зря, но я хоть попытаюсь.
Борис опустил голову, а Саша увидел, как капнула с его морщинистой щеки слезинка. Он, молча, впустил отца в дом. Баба Галя схватилась за сердце, когда его увидела, но тоже ничего не сказала, попросила только невестку поставить чайник на плиту.
Через полгода Борис продал свой дом в Капустино и купил маленький, рядом с домом бабы Гали. А на оставшиеся деньги поставил красивый памятник Анечке, которая помогла ему вернуть своих детей. Пусть они и не простили его полностью, но позволили быть рядом, а Борис и от этого уже был счастлив и даже передумал умирать, ведь ему теперь было ради чего жить.