Когда жители деревни Болотки узнали, что немцы дотла сожгли соседнее село, расстреляв при этом всех жителей, то одноногий дядька Степан, который числился главным среди женщин, детей и стариков, оставшихся в деревне после ухода всех мужчин на фронт, велел собирать все самое необходимое и уходить в лес. Шансов выжить в лесу было больше, чем оставаясь в своих домах. Да и прокормиться в лесу летом более-менее можно было чем-то. Походив по лесу, болотковцы нашли подходящую поляну с ручьем недалеко от разграбленной и сожженной другой деревни, в которой уже никто не жил. Они понадеялись, что здесь немцы их искать не будут. Вырыли землянки, привязали уведенную с собой скотину и стали потихоньку обживаться, не забывая выставлять по ночам часовых. Но какие часовые из женщин, да стариков? Вот и проснулись однажды они рано утром от громких немецких голосов. Немцы нашли их, окружили убежище, выгнали всех из землянок и, подгоняя автоматами, погнали к заброшенной деревне. Там, на околице, стоял старый сарай, почти целый, вот к нему и привели испуганных людей. Мамы держали на руках плачущих малышей, дети постарше и старики прижимались к ним, словно эти женщины могли защитить их от вражеских солдат, глядевших с ухмылками и ненавистью. А потом офицер дал какую-то команду, и немцы начали отбирать детей. Женщины пытались удержать малышей в руках, плакали, умоляли, но солдаты не церемонились. Стреляя в воздух и размахивая прикладами автоматов, они все же смогли отогнать взрослых в сторону. А дети сбились в кучку и молчали. Маленькие зажмурились, а те, что постарше смотрели на фашистов с ненавистью, зажав свои маленькие ручки в кулачки. Самой старшей среди них была Лиза, ей недавно исполнилось тринадцать. Девочка была очень красива, стройная и высокая не по возрасту, с толстой русой косой и большими синими глазами. Она держала на руках свою двухлетнюю сестренку Маняшку и вся дрожала от страха. Офицер подошел к кучке малышей и вдруг ткнул пальцем в грудь Лизы:
- Имья! – гаркнул он, а девочка еле смогла выговорить:
- Елизавет-та.
- Гут, - улыбнулся немец, - Корошо. На, - он достал из кармана шоколадку и протянул ей, - Дас ист эссен, еда.
Лиза вся затряслась. Ей было противно брать шоколадку у врага, но она понимала, что, если она откажется, офицер разозлится и ее просто расстреляют, а вместе с ней могут расстрелять и всех болотковцев, и взрослых, и детей. Тогда девочка протянула дрожащую руку и взяла угощение.
Детей загнали в старый сарай и заперли дверь. А рыдающих женщин и стариков куда-то увели. Детей было семеро. Сначала они так и стояли, прижавшись к Лизе, словно около нее было самое безопасное место. Но через полчаса маленькие устали и заплакали. Лиза огляделась, увидела ворох старого сена в углу и повела туда ребят. Они сели, так же, кучкой, а она стала что-то говорить им, просто, чтоб хоть немного успокоить. Она говорила, говорила, и малыши стали засыпать. Но через какое-то время они проснулись и запросили кушать. Лиза посомневалась немного, а потом решительно распечатала плитку шоколада и отломила всем по маленькому кусочку. Дети стали просить еще, но она больше не дала, девочка не знала, на сколько их здесь заперли. Потом она обошла сарай и, к большой радости, нашла старое ведро, в которое натекла дождевая вода. Вода была грязная, поэтому Лиза давала детям попить из своей ладошки совсем немного. Вечером девочка отломила малышам еще понемногу шоколада. Спали дети, тесно прижавшись друг к другу. Самые маленькие плакали во сне, звали маму, тогда Лиза отламывала совсем крохотные кусочки от плитки и клала в ротик малышам. На следующий день, проснувшись, дети стали просить еще шоколада. Лиза была в ужасе, оставалось совсем немного, а выпускать их никто не собирался, девочка не знала даже, выпустят ли их вообще отсюда живыми. Целый день девочка пыталась как-то занять ребят, пела им песни, загадывала загадки, но они ее уже не слушали. Они смотрели на ее карман, в котором лежал последний кусочек плитки и по очереди спрашивали:
- Лиза, когда нас к маме отпустят? Животик сильно болит. А ты скоро шоколадку дашь?
Под вечер, когда дети совсем расплакались, Лиза достала остатки и разломила на совсем крохотные кусочки, чтобы хватило всем. Четырехлетний Сашка подошел к ней, дернул за подол и тихо попросил:
- Лизка, дай руки облизать, а? Там же немного намазалось, я видел.
Тут все закричали:
- И я, и я хочу, мне тоже дай облизать!
Лиза протянула им руки и малыши, отталкивая друг друга, принялись облизывать ее пальцы. А девочка стояла и слезы ее текли по лицу горькими ручьями, они капали на головы голодных ребятишек, но они этого совсем не замечали.
Утром Лиза проснулась от звука открывающейся двери. В сарай заглянуло утреннее солнышко и забежали женщины. Они голосили, кричали, целовали своих детей, сонных, ничего не понимающих. А мама Лизы подхватила Маняшку и крепко обняла свою старшую дочь. В эту ночь Лиза с мамой и Маняшкой собрали свои вещи и тихо ушли. Партизанам, освободившим их земляков, кто-то рассказал, что Лиза приняла от немецкого офицера шоколад и они были возмущены этим. Вот только никто и никогда не узнал о том, что сама Лиза так и не попробовала вкуса немецкого шоколада…
