Словотворие Фоторепортаж Англия Первая часть не марлезонского балета

Когда кто-то говорит «я люблю путешествовать», то мне сразу представляется Юрий Сенкевич где-нибудь в степях или Дэвид Аттенборо среди пингвинов. И я понимаю, что я не люблю путешествовать, не мое это. Я консервативная и оседлая. Я теряюсь и плачу в лабиринтах метро, у меня паника среди толпы незнакомых торопящихся людей, я не умею ориентироваться по карте. Нет, один раз я одна доехала от Москвы до Анапы, но в поезд меня аккуратно посадил муж, присмотрел, чтобы я случайно из него не вышла до отправки, строго запретил выходить на остановках, даже если меня будут через окно соблазнять пирогами и воблой, а в Анапе меня встретила мама. Все мои путешествия в детстве сводились к поездке в Бердянск. Это потом уже, когда мне было двадцать два, мой будущий муж предложил поехать в Турцию. Это была моя первая заграница, мой первый полет на самолете, первое море с прозрачной водой и цивилизованным пляжем, первый шведский стол и первая чужая речь. Потом был Египет, который стал моей самой большой любовью, Мальдивы – мой остров-ад, снова Египет. И вот однажды случилась моя первая Англия, всего на четыре дня, на майские праздники. Это была сумасшедшая гонка по достопримечательностям Лондона, толпы туристов, море фотографий в узнаваемых местах, незнакомая еда, вылизанные улицы, старинные дома, ручные лебеди и нахальные белки в парках, музей Шерлока Холмса, английская речь, которую я не понимала совершенно. И в какой-то момент мне показалось, что я хочу здесь жить, что я на долю секунды поняла своего неугомонного мужа, который давно и упорно ищет такую возможность. Потом мы вернулись домой и все мои мысли и впечатления остались пылиться в кипе фотографий, которых было так много, что лень пересматривать. А жизнь пошла привычным путем, снова был Египет и даже пару раз Австрия. И вот однажды, муж огорошил меня заявлением, что мы едем жить в Англию. Оптимизм не мой конек, в лотерею я тоже не выигрываю, поэтому энтузиазм мужа поддержала радостным «угу» и продолжила ходить на работу, не задумываясь над тем, что впереди большие перемены. Я в них не верила. Я же не путешественник и не первооткрыватель. Даже когда в наших паспортах оказались визы и муж уехал прокладывать путь, т.е. искать жилье, работать и обустраиваться – я все еще не верила. Не верила и страшно удивилась, что все всерьез и надолго, когда муж настойчиво потребовал уволиться, наконец, уже с работы и приехать в Англию, варить ему овсянку на завтрак и вообще вспомнить, что мы семья. Вполне себе такое законное требование, хоть и неожиданное для меня. Я решила не рубить с плеча, т.е. сразу так вот не увольняться, а сначала съездить посмотреть из-за чего такой ажиотаж. Заодно уточнила, есть ли в этой самой Англии свекла и петрушка. Почему-то именно без этих продуктов я переезжать была не согласна. Терпеливый муж прислал подробный фотоотчет с рынка. Странно, но там было все, что нужно на борщ и даже сверх того. Пришлось ехать, вернее лететь. К полету готовилась по своей методе – не спала сутки, периодически подогревалась любимым топливом Джеймса Бонда, но без маслин, лишние они для подготовки к полету. Метода моя в очередной раз не сработала – в самолете я не уснула. Зато уснула в Лондонском метро, а потом и в поезде, который мчал нас в город Лидс, где мы собирались жить. В тишине чистого мягкого вагона, с ковровыми дорожками, столиками и белыми чашками, мой храп был слышен всем. Когда я вздрагивала и просыпалась, чтобы захлопнуть пасть, все тактично отводили глаза.

Через три часа мы уже ехали от вокзала на такси к дому, в котором мы проживем следующие два года. Улицы были совершенно не похожи на те, что я видела в Лондоне и в фильмах про Пуаро и мисс Марпл. Во всем чувствовался какой-то подвох, все было не так, как я себе представляла. Но, путь окончен и вот он дом. После малогабаритной двушки в Подмосковье, двухэтажный дом с тремя спальнями, гостиной, огромной кухней и садиками перед домом и позади, поражал обилием дверей, окон, персиковым ковролином на лестнице и светлыми стенами без привычных обоев. Первое время все эти двери каждый раз открывались в неожиданное помещение – никогда не знаешь, что за ней, чулан или кухня, но со временем я перестала плутать в дверях, а дом перестал казаться большим – нормальный дом, не дворец.
В день приезда в доме было ужасно холодно, потому что кое-кто предусмотрительный и экономный отключил отопление, и пришлось ждать несколько часов, пока прогреется такое большое помещение. А дальше никаких воспоминаний, моя метода подготовки к полету дала о себе знать еще раз, и сон срубил меня, как только я села на кровать отдохнуть и дождаться нагрева батарей.

Утром муж умчался на работу, а я стала обживаться, нужно же было приготовить дом к приезду ребенка. Подготовку я начала внутри, потому что выходить наружу я пока боялась. Мало ли что! Выйду, а на меня нападут разговорчивые старушки с вопросами, а я по-английски знаю только кто я и откуда, и еще пару слов, но вряд ли удастся удовлетворить ими страсть общения старушек, потому что эти слова огурец и грибы. Так что первые два дня я из-за двери не выглядывала, а на третий совершила просто таки марш-бросок за угол дома, мусор вынесла и бегом обратно – такое облегчение оказаться внутри и запереть дверь. Ну, если это можно назвать дверью. После наших любимых российских двойных железных дверей с замками и засовами, эту с одной огромной замочной скважиной, в которую можно палец просунуть, стеклянную створку, называть дверью просто смешно. Сомнительную стеклянную дверь я по ночам, когда все засыпали и не могли надо мной посмеяться, подпирала огромной деревянной гладильной доской, которую нашла в чулане и каждое утро ловко прятала до того, как семья проснется.

Был конец ноября, в Москве уже выпал снег и как ни странно он стал падать и в Англии. Муж с видом знатока английской погоды сказал, что снег тут не задерживается, слишком тепло для этого, что обычная погода для зимы это плюс пять и дожди, вокруг зеленеет травка и кое-где можно увидеть желтые цветы одуванчиков, которые не заметили, что настала осень, даже почти зима. Снег в корне не согласился с моим мужем и нападал к вечеру в ощутимый белый слой прямо на зеленую травку и одуванчики. «К утру растает» - сказал известный мне знаток погоды. К утру снега было буквально по колено, а он все падал и падал огромными хлопьями. Было безумно красиво и очень тихо. Жизнь в Лидсе и пригородах остановилась. Школы закрылись, до рабочих мест добрались только те, кто живет рядом. Автобусы остались в парках, отменили множество поездов, аэропорты перешли на экстренный режим, все затаились в ожидании, когда же снег опомнится и перестанет падать. Снег пришел не один, он принес с собой ощутимый для непривычных британцев минус, целых 5 градусов ниже ноля. Уборочной техники в городах нет. Такой снег выпал впервые за десять лет. Через три дня от начала снегопада на дорогах появились грузовики с реагентами. На внутренних дорогах жители сами могли накидать специальную соль, в каждом дворе есть большой пластиковый короб – открывай и сыпь сколько нужно. Мне было не нужно, я далеко от дома не отходила. Снег окончательно пошатнул мою и без того ослабленную переездом психику: я поискала снегоуборочную лопату, нашла только хозяйственный совок и пошла убирать снег вокруг дома. А-то как же, муж вечером придет, а снег не убран. В голове крутилось, что труд облагораживает, под этим девизом я махала пластиковым совком, расчищая крыльцо и ступени, совершенно не замечая, что на расчищенном месте снова растут сугробы, да и на моей, сгорбленной в трудовом порыве спине, тоже. Прохожие останавливались, вежливо сочувствовали, ободряюще улыбались сумасшедшей русской и шли дальше. Да, в тот день им было, что рассказать своим близким. А мне трудотерапия помогла, на следующий день я смогла оторвать руки от крыльца и уйти изучать окрестности. Это была первая победа над собой и шаг в большой неизвестный мир. Мимо идущие люди улыбались мне, стоило лишь встретиться с ними глазами. Я дошла до парка, засыпанного снегом. Светило солнце, было морозно и так хорошо и непривычно, что я старалась дышать осторожно, чтобы не задохнуться от всех этих новых ощущений и чистоты воздуха. Мимо меня прошли синие полицейские и синий мальчик, искали потерянные ключи. Что русскому легкая прохлада, то британцу Антарктида. Несмотря на синеву, полицейские улыбались мне. На секунду представила родную милицию и тут же отогнала пугающую картинку с глаз долой. Вообще, в те снежные дни я видела много синих людей, просто царство аватаров. Почему-то даже снег не заставил британок сменить любимые балетки на более теплую обувь. Ну, максимум, что я видела из теплого – резиновые сапоги на голые ноги. На синие такие ноги. Ах да, еще шарфы, много шарфов, на голове и шее. Остальная одежда – юбки, джинсы и футболки, иногда толстовки. Все это напоминало остатки армии Наполеона, замерзающих в русских снегах. Я даже чувствовала себя неловко в своей теплой куртке, уггах и рейтузах. На всякий случай прошлась по магазинам и сделала неутешительный вывод – теплых вещей, в привычном для нас смысле, здесь не водится. Потом, правда нашла некое подобие стеганого пальто, но цена была столь высока, что дешевле купить шарфы или даже одеяло.

От мороза и снега каждый спасался, как мог. Вот только детей это не касалось. Дети это отдельная песня. Норма увидеть на детской площадке или в магазине нечёсаного ребенка в пижаме. На ножках угги или босоножки. Угги здесь носят круглогодично, взрослые и дети, не для тепла, а просто так, как домашние тапки, даже с летними платьями. Так же норма младенцы без шапочек и с голыми ножками в колясках, в дождь и ветер. Со временем я поняла, что так детей закаляют и готовят к школе. Школу пропускать нельзя. Кашель и температура до тридцати девяти не повод не ходить в школу. И ветрянка тоже не повод пропускать занятия. Единственная причина пропустить уроки и нарушить этим процент посещаемости – это смерть в муках и корчах. Она же является поводом вызвать на дом врача, вернее скорую помощь. Во всех остальных случаях – иди сам в клинику. А из клиники в госпиталь, если нужно сделать анализ крови или рентген. В общем, пока пройдешь эти круги ада – либо сдохнешь, либо все же устав бороться с медициной, выздоровеешь. Когда я наконец-то ушла с работы и, набив всякой фигней восемь чемоданов, в феврале 2011-го переехала с дочерью окончательно и бесповоротно в Лидс, мой муж успокоился, расслабился и очень сильно заболел. Мы как слепые котята познавали новый мир. Друзей не было, советоваться с коллегами муж считал не комильфо. Через пару дней высоченной температуры попытались вызвать на дом врача. В клинике обалдели, но отнеслись сдержанно, понаехавших, как мы, немало, а коренные жители толерантные и все такое. Терпеливо нам объяснили, что взрослые дяденьки с температурой должны встать и притащить свою больную тушку к доктору самостоятельно. Клиника от нас была недалеко и тушку мужа мы доставили к доктору Миллеру на таксо. Доктор Миллер очень советовал ибупрофен и парацетамол. С тем и проводил нас к выходу из клиники. Еще пару дней мы пользовали назначенную ерунду, а мужу становилось все хуже. Я, будучи исключительно предусмотрительной, запасливой и в медицинских вопросах подкованной, привезла с собой некий запас антибиотиков. Надо сказать, что в Великобритании, кроме парацетамола, ибупрофена и средств от изжоги, поноса и насморка, никаких лекарств без рецепта врача не купишь. Мужа моего не отпускало, температура подбиралась к сорока, и дышать он начал через раз. Начала лечить так, как умела, но когда закончились свои антибиотики, пришлось снова идти к доктору Миллеру. На этот раз доктор Миллер не пожадничал и отправил моего полумертвого супруга в госпиталь, сдать анализ крови и сделать рентген. Проведя пять часов в госпитале, муж вернулся очень бодрый и сказал, что почти здоров и в госпиталь не вернется, хотя рентген выявил двухстороннее воспаление легких. Лекарства в госпитале не дали, снова все завязывалось на докторе Миллере. Очередной визит, и наконец-то победа – рецепт на амоксициллин у нас в руках. Потом был еще один курс другого антибиотика, потом заболела я, и, обладая неким опытом, мы сразу сообщили доктору Миллеру, что стадия ибупрофена и парацетамола пройдена без успехов. Так мы познавали местную медицину. На лекарства по рецепту цена фиксированная, будь это три таблетки или двадцать три. Зато детские лекарства бесплатные. Любые, будь то сироп парацетамола или ингалятор.

Так шли дни. Мы пытались привыкнуть к другой жизни, начатой ну с очень уж чистого листа. Дочь нужно было устраивать в школу. Нашли лучшую школу по рейтингам и недалеко от дома. Познания в английском у Ули примерно как у меня, она кроме огурца и грибов знала еще про льва и лягушку. В день, когда мы ходили записывать ее в школу, нарядились все как на парад, в очередной раз почувствовали себя нарядными дураками. В последующие годы быть нарядными дураками вообще стало нашим тайным хобби. В школу приняли бесплатно и без документов. Сгоняли в магазин за формой. Заплатили десять фунтов за обеды на неделю и два фунта за молоко на полгода. Два фунта на тот момент было около ста рублей. Молоко детям до третьего класса дают по утрам. А еще яблоки и морковь. За это уже не платили. Вообще больше ни за что не платили – не собирают в этих школах на линолеум, шторы, цветы и подарки. На следующий день после оформления документов Уля пошла в школу. Я была в шоке и пыталась остаться жить возле школьного забора, но меня решительно отогнали. Уля в шоке не была. Это было впервые, когда я отдала своего ребенка чужим людям, в чужой стране, на несколько часов без меня. Занятия начинаются в девять утра, а отдают детей родителям в три пятнадцать. До трех я ходила как безумная по дому. Когда же Уля вышла из школы, она была счастлива, ее день прошел интенсивно и интересно, вокруг все говорили на английском, улыбались, а мне казалось, что моя слабая голова просто не выдержит и взорвется от всего происходящего. Я улыбалась в ответ на странные звуки мисс Альворадо, учительницы начальной школы, всем своим телом изображая восторг от происходящего. Искусством пантомимы я овладела очень быстро, чтобы объяснить любое свое действие. Британцы вообще очень эмоционально сопровождают все разговоры, даже друг с другом они разговаривают как с душевно больными. Много жестов, ужимок, улыбок, утрированных восторгов. Однажды, на детской площадке произошла изумительная сцена. Детская площадка в Англии – это комплекс разных горок и качелей, обнесенных аккуратным заборчиком и вместо, привычного нам, асфальта или песка, прорезиненное покрытие, чтобы дети не ушиблись. И полное отсутствие алкашей на лавочках. В общем, только горки, качельки, дети и мамашки. Эту идиллическую картину нарушал вырванный кусок покрытия, видимо накануне ночью кто-то, будучи расстроенным, что уже вырос, решил оторвать себе немного резины на память о детских годах. Итак, заходят на площадку мама с дочкой. Дочь видит дырку в покрытии и начинает истошно кричать «Посмотри на это!», бьется в истерике и почти рвет на себе платье. Мать разворачивается всем кораблем, видит дыру и тоже начинает кричать « О Боже! О, что это». Если не знать причину этой трагедии, то можно было бы подумать, что при входе на площадку им обеим отрубило ноги, и, истекая кровью, они призывают свидетелей отомстить, а после развеять их прах над Северным морем. У меня даже мелькнула мысль вызвать скорую, так люди мучаются, но буквально через пару минут драма закончилась, дыра благополучно забыта и все снова стали играть, как ни в чем не бывало, до следующих изумленных посетителей. После этой сцены не трудно себе представить, какая будет реакция, если вы скажете в разговоре кому-то «я утром пролила чай».

И при всем при этом очень короткая память. Одну и ту же информацию можно обсуждать заново и с неподдельным интересом. Ко мне ходила учительница английского, когда мы в пятый раз бурно обсудили, что мои родные еще не приезжали ко мне и что летом мы с дочерью поедем в Россию , стало понятно, что склероз болезнь повсеместная, очень удобная и что каждый раз твоя «новость» свежа как майская роза.