Черных Иван Сергеевич 

Косинов Семен Кириллович 

Губин Назар Петрович

Больше всего на свете Иван Черных любил летать. Его рослый друг Владимир Ромашевский, глядя на маленького, щуплого Ваню сверху, сказал однажды:

— Тебя, Черных, надо снять с продовольственного пайка. Давать побольше полетов, тем и сыт будешь.

— Летать я люблю, это правда, - серьезно ответил Черных на шутку друга. - Только я ведь не ради спорта рвусь в воздух. Как подумаю, что фашист дошел до самого Ленинграда и стреляет по нему из пушек, - стыдно сидеть на аэродроме. А когда вспомнишь, что ленинградцы мрут с голоду, - кусок в горле застревает.

И задержал взгляд на товарище:

— Ты, Володя, тоже не упустишь случая слетать лишний раз. Я тебя знаю!

И надо же, чтобы после этого разговора на командный пункт вызвали именно Ромашевского. Приказ был коротким: разведать, что творится в немецких тылах.

Когда Ромашевский шел к своей машине, Черных крикнул ему вдогонку:

— Давай, Володя, полечу вместо тебя!

Ромашевский не ответил, лишь на ходу помахал рукой.

Вернулся из полета возбужденный, торопливо доложил командиру полка:

— На станции Чудово большое скопление автомашин и пехоты. Сверху смотришь - муравейник. Вот бы слетать туда.

— Вы же летали, - ответил командир.

— На разведку, а теперь бы на бомбежку, - пояснил Ромашевский.

Но командир велел Ромашевскому отдыхать. Бомбить врага послал два экипажа - старшего лейтенанта Солдатова и младшего лейтенанта Черных.

Торопясь к самолету, Черных только успел сказать Другу:

— Спасибо, Володенька, за хорошую разведку.

Надевая парашют, кивнул штурману Косинову:

— Поторапливайся, Сеня. Как бы не прозевать.

— Далеко не уйдут, - успокоил штурман.

Стрелок-радист Губин уже сидел в самолете. Черных вполголоса сказал Косинову:

— Жаль, нет нашего Бурашникова.

— И этот надежный парень, - ответил штурман. - Старательный, не подведет.

Губин, заменивший раненого стрелка-радиста Бурашникова, совсем недавно был оружейником. Чистил и снаряжал пулеметы, подвешивал бомбы. Но почти каждый день он просил перевести его в экипаж стрелком-радистом. Все свободное время учился. Оружие он и без того знал хорошо, а радио изучил с помощью товарищей. В конце концов все сошлись на том, что сержанта Губина действительно следует перевести на бомбардировщик. И когда стрелок-радист попал в госпиталь, Назар Губин очутился в экипаже младшего лейтенанта Черных.

Длинным был разбег самолетов. Отягощенные бомбами, они как будто нехотя оторвались от взлетной полосы. Декабрьский день уже угасал. Все знали, что возвращаться бомбардировщикам придется в сумерках. Но Солдатов и Черных - опытные летчики.

Беспокойство на аэродроме началось, когда истекло время полета, а бомбардировщики все еще не возвращались. Наконец послышался слабый гул моторов. На свинцовом фоне неба все яснее начала проступать черная точка. Люди, стоявшие на аэродроме, напрягали зрение, чтобы отыскать вторую такую же, но тщетно. Возвращался лишь один самолет.

Когда из кабины приземлившегося бомбардировщика выбрался старший лейтенант Солдатов, его окружили все, кто был поблизости. Солдатов молчал. Молчали и обступившие его люди.

— Отлетался наш Ваня, - сказал наконец Солдатов. - По-орлиному летал, по-орлиному и погиб...

И он рассказал о том, что произошло над целью.

Пытаясь отпугнуть советские самолеты, фашисты не жалели снарядов. Небо рябило от разрывов. Солдатов вдруг увидел, что машина его ведомого начала падать. Но уже в следующее мгновение падение прекратилось. Летчик справился с подбитой машиной. Хуже было другое: по крыльям бомбардировщика полз огонь.

Иван Черных начал резко кренить самолет. Сбить пламя не удалось. Оно упрямо подбиралось к моторам. Черных перестал бросать машину из стороны в сторону. Горящий бомбардировщик развернулся и, опередив ведущего, пошел над дорогой, где вытянулась колонна немецких войск. Теперь Солдатов хорошо видел машину ведомого, видел, что экипаж и не собирается оставлять бомбардировщик.

А самолет, горящий самолет выходил на боевой курс. Чувствовалось, что летчик с трудом управляет уже непослушной машиной. От фюзеляжа отделилась одна бомба, вторая, третья... Штурман Косинов, так же как и командир экипажа, несмотря на пожар, оставался на своем месте, бомбил. По струям трассирующих пуль было видно, что стрелок Губин поливает врагов свинцом.

Выйдя из атаки, объятый пламенем бомбардировщик снова развернулся на дорогу, где в панике метались враги.

"Зачем он снова заходит на цель? - подумал Солдатов. - Бомб-то все равно нет".

Прицелившись в колонну автомобилей, горящий самолет резко терял высоту. Так, строго выдерживая направление, он пикировал до тех пор, пока не врезался в самый центр автоколонны. Над дорогой взметнулось пламя взрыва...

У матери бывшего слесаря Ивана Черных - Марии Никитичны - сохранилось письмо, датированное 19 июля 1941 года. Иван писал в нем:

"Знай, мама, твой сын оправдает доверие советского народа. Он бил и будет бить фашистов так, как сможет и насколько у него хватит сил в воздухе, а если придется, и на земле, до последнего патрона".