Страна Мастеров – сайт о прикладном творчестве для детей и взрослых: поделки из различных материалов своими руками, мастер-классы, конкурсы.

Новые работы в разделе «Словотворие»

рассказ "Маша, Клякса и Радуга...
Словотворие
2 3
Зачем писать стихи
Словотворие
1 3

Итак, привет Страна 

 

Я давно, чуть ли не с пяти лет хотела написать свою книгу, и множество раз начинала, но обычно дальше 200-300 слов не заходила - бросала. И каких только книг не начинала, на самые разные темы, самых разных жанров и для самой разной аудитории.

Но вот недавно, около двух недель назад я поняла, что хочу написать детскую книгу, сказку. Одну из таких, которые я сама любила (и до сих пор люблю) читать перед сном. Сейчас в этой сказке уже две с лишним тысячи слов, и останавливаться я не собираюсь. Надеюсь, в этот раз мне хватит сил довести дело до конца.

Ну, давайте перейдем к самой сказке.

Предисловие

В лесу бушевала метель. Вековые сосны гнули свои вершины, кланяясь неистовому ветру. Огромные снежные хлопья грозили накрыть собой весь лес.

- Карр! – воскликнул старый ворон – Звезды ссорятся! Оттого и метель – ворон был самым старым и мудрым в лесу, поэтому все уважали его.

- А почему они ссорятся? – спросила маленькая белочка

- Откуда ж нам, простым зверям знать! У звезд свои причуды. Нам остается только ждать, когда они успокоятся и метель прекратится.

- Это что же получается! – возмутился молодой и очень бойкий снегирь – они там ссорятся, а нам тут под снегом помирать?!

- Тут уж не попишешь – вздохнул ворон – когда звезды милостивы, они посылают нам солнечное тепло и много пищи, а когда гневаются… Но что это там?!

В бушующем  небе летела звезда. А точнее звезда падала. Стремительно падала прямо в лесную чащу.

- Звезда падает прямо на лес – закричала сорока – мы все сгорим!

- А если не сгорим, то нас всех задавит! – воскликнул снегирь – я говорил, что звездам нет до нас дела! Теперь они решили уничтожить наш лес!

Но звезда не сожгла лес, не придавила его обитателей. Она упала среди могучих сосен, вдалеке от снегиря и сороки, и только стайка вспугнутых синичек взлетела, щебеча на весь лес:

- Звезда упала! Звезда упала! Звезда упала у реки!

- Пожалуй слетаю, посмотрю – сказал ворон - не каждый день в наш лес падает звезда, грех такое пропустить.

- Не надо, ворон, не лети! – расплакалась маленькая белочка – а вдруг с тобой что-нибудь случится? Вдруг  она опасная?

- Не бойся, малышка, я буду осторожен. Да и к тому же уверен, ничего опасного там нет, – и ворон улетел, хлопая черными крыльями.

- И все-таки он чудак – заметил снегирь

- Не говори так! – разозлилась белочка – Ворон мудрый, намного мудрее и умнее тебя!

- Если он такой мудрый, то что же ему не сидится в гнезде, где безопасно и тепло? Или я не прав? Что скажешь, сорока?

- Конечно прав! – согласилась сорока. Она не считала ворона чудаком, но не хотела спорить со снегирем.

- Что бы вы там не говорили, а ворон мудрый! Намного мудрее всех в лесу! И мудрый он как раз оттого, что много где был, и много чего видел! А вы за всю жизнь ничего кроме гнезда и не увидите! – белочка обиженно распушила хвостик и убежала в дупло.

Снегирь фыркнул.

- Может, я и правда в своей жизни ничего кроме гнезда не увижу, зато моя жизнь будет долгой и безопасной! Я ведь прав, сорока?

Сорока открыла клюв, собираясь что-то сказать, но тут показался ворон. Он летел низко и медленно, а на спине у него что-то лежало. А если точнее то кто-то лежал. Ворон осторожно положил свою ношу на снег и все увидели, что это маленькая девочка с пухленькими ножками и ручками, и золотистыми, излучающими свет кудрями.

Это была Звездочка.

С  того самого дня девочка стала дочерью леса. Никто не знал, почему она упала на землю, но никого это и не волновало.

Жители леса заботились о ней, называли Лесной Звездочкой, и приносили малышке самое лучшее, что у них было. Белки приносили Звездочке орехи, медведи мед, малину и рыбу. Барсук вырыл ей просторную нору, а старый ворон каждый вечер укладывал малютку спать и рассказывал ей истории о своих приключениях. И даже снегирь прилетал к девочке, что бы поиграть с ней или подарить свое яркое перышко.

Поначалу Звездочка лежала в своей норе и лишь изредка подползала к выходу, что бы посмотреть что там, снаружи. Но вскоре она научилась ходить, а затем и бегать. Бегала она, как ни странно на двух ногах, в отличие от большинства своих четвероногих друзей, и как они не пытались объяснить малышке, что на четырех ногах бегать куда быстрее, девочка все равно бегала и ходила на двух ногах. Видно такова уж природа звезд. А может, она просто повторяла за старым вороном, который если не летал то ходил, а если ходил, то естественно на двух ногах. Впрочем, даже на двух ногах Звездочка была очень быстрой, и могла догнать любого оленя в лесу.

В лесу  со Звездочкой произошло немало забавных историй. Несколько таких историй я вам сейчас  и расскажу. 

 

Буду рада услышать ваше мнение, советы, конструктивную критику.

 

Лесная звездочка: Предисловие
Сказка, Словотворие
1 3
Предупредив единожды...
Словотворие, Фоторепортаж
1 91
Тяжело быть драконом.Окончание.
Словотворие
1 2
Тяжело быть драконом.Часть -5
Словотворие
2
Тяжело быть драконом.Часть -4
Словотворие
2
Тяжело быть драконом.Часть -3
Словотворие
2
Тяжело быть драконом.Часть-2
Словотворие
6
Тяжело быть драконом.
Словотворие
4
как я бы хотела попасть в твой мир,...
Кукла, Словотворие
3 10
Жужа. Рассказ.
Словотворие
2 11
Приключения Алисы
Кукольная жизнь, Словотворие
1 6
Дорога домой, глава 9.
Словотворие
1 4

 

ПРИЗРАЧНАЯ

 

Он не любил лето. У лета самые противные дни, особенно если оно выдалось жарким. Дни, когда плавишься от палящего зноя, без особой цели слоняясь из комнаты в кухню и на балкон, а потом обратно, и задыхаешься от серого смога горящих на окраине города торфяников, слепо тычась по знакомым углам. Чуть легче, когда коротаешь время не в одиночестве. Еще лучше - если при этом в доме есть достаточное количество воды и намороженного льда. Но это - совсем уж райская сказка. Чаще приходится обходиться без нее. 

Солнце плавит весь день покатые крыши, нагревая их до невозможности, деревья сочатся зеленой, еще не выгоревшей листвой, распространяя попавшие в их кроны блики, а на сжавшихся, потускневших от жары улицах - никого. Будто весь город незаметно взял и вымер. В такие дни особенно хорошо придумываются апокалипсические картины, хоть это и не успокаивает в полной мере. У каждого свой личный апокалипсис. 

Вечера у лета тоже противные. Вялые, тягучие, похожие на расплавленную под дневным солнцем резину. Влажные. Они влажно жмутся во дворах и тупиковых закоулках подворотней, туманно скрадываются в темные сырые пятна под распухшей листвой, словно природа стремится вернуть разом всю испаренную за день влагу. Откуда только она еще берется?..
Но только разводит тучи комаров. Лучше б цикад. Но цикады в городах не водятся.

Зато у лета, как ни крути, самые лучшие рассветы в году. Самые приятные и длинные из всех. Пробуждение неба, затихнувшие без света дома, уснувшие окна и обитатели за ними. Самое лучше сумрачное время для остывающих крыш и чердачных уступов. Для резвых пробежек по заброшенным лестничным перекатам и осторожного покачивания на забытых детских качелях под раскидистой липой. Для тихого чая в дремлющей кухне и изучения выпукло вьющихся рисунков на старых обоях. Время, полное историй и чужих воспоминаний, становящихся реальностью, легкими бледными видениями встающих перед глазами. И время встреч. В городе, облачившемся в сине-голубые краски. 

Вопреки общему мнению, призраки не боятся рассвета. Грядущая ночь страшит их, и день заставляет испуганно прятаться по углам, смущенных своей бестелесностью. Но рассвета они не боятся. Стыка двух дней, между которыми - несколько минут абсолютного счастья. Пусть и мимолетного. На самом деле призраков привлекает рассвет. 
Впрочем, не только их...

- Пойдем, не бойся, здесь светло, - его губы шепчут это куда-то в темноту, в то время как ноги без опаски ступают по знакомым трещинам, стыкам и неровным скатам металлических, кажется, еще не совсем остывших листов, устилающих пологую крышу на манер приштопанных к ткани обильных заплаток. Тут и там. Накладываясь и потесняя друг друга.
- Не могу, - доносится робкое, почти не слышное. Из низкого чердачного окна тянет заплесневелой сыростью и пылью. Там, куда не достали днем солнечные лучи. 
- Иди сюда, - он вздыхает, без усталости или раздражения, скорее с улыбкой, протягивая в пыльную пасть окна загорелую руку. Растрескавшаяся, высушенная временем выцветшая деревянная рама неприятно хрустит и потрескивает на ветру, словно предупреждая о чем-то. Но он лишь мысленно отмахивается от упрекающих назиданий старого дома - он был здесь сотню раз и знает, что делает. 

Из глубины чердака, куда не проникает предрассветный синий свет, к нему испуганно тянется маленькая ладошка с плетеной фенечкой на запястье и светлыми шрамиком на пальце от давнего пореза. Крепко и жалостливо цепляется за его руку, умоляя помочь выбраться. 
Боится. Как всегда. 
Он наклоняется навстречу, и уже обе руки обхватывают его за шею и плечи. Несмело и робко. Тоже как всегда. Поднимает ее на руки, легкую, как пушинку, одновременно отступая в полуобороте назад. Она едва чиркает коленкой о деревянный край рамы, но вовремя поджимает ноги, кажется, хочет вскрикнуть, когда перед глазами кружится просветлевшее ночное небо, но лишь зажмуривает глаза. И открывает их лишь когда снова чувствует под ногами твердую опору, но руки не разжимает. Так и стоит, приобняв за шею, а на губах все та же виноватая улыбка. Хочет отпустить, но не может. 

Он снова улыбается, счастливо и весело глядя ей в глаза. Смешно. Она маленькая и бледная, с курносым круглым лицом, похожим на солнышко, такие же светлые русые волосы-лучики упрямо не хотят быть заправленными за уши. И вся усыпана золотистыми веснушками. 
Светлая кожа блестит почти так же, как крыша, ловя на себе отсветы ушедшей на покой луны. 
Темное небо опрокинулось высоким куполом, едва заметно покачиваясь над головой, накрывая собой и деревья, и дома, и весь город, и их самих. Все целиком. Чернильно-синим расплывается в вышине, теряя грани и обретая неизмеримую глубину, а снизу, на кромке угасающей ночи, проклюнулась едва заметная тонкая золотистая линия. Еще не полоска, лишь слабо намеченные расплывающиеся краски, похожие на загадочную туманность. 
Серебряная крыша, утыканная плавниками антенн, похожа на гигантскую чешуйчатую рыбу, плывущую в космосе, среди завихрений дальних галактик и вспышек догорающих звезд. 
- Как красиво... - она выражает эти мысли вслух, за двоих, так, как умела всегда только она - самыми простыми словами угадывая все, что творится у нее в душе. И не только у нее. 
- Ага, - улыбается, глядя на все вокруг, но подразумевая лишь ее. Его маленькую звездочку, сонный колокольчик. Он не может без нее. И эти рассветы - единственная отрада. 

Широкий скат крыши плавно уходит полого вниз, точно серо-седой бок уснувшей кошки, резко обрываясь зубчатым рифленым краем в пяти этажах над землей, над золотыми липами, скрывшими под собой асфальтированные дворы. Так, что даже кажется, будто ничего больше и нет на свете, кроме дремлющего шепота старых деревьев и островков-проплешин игольчатых из-за антенн блестящих спинок. 
Только копошится кто-то несмело, слабо попискивая во сне, в глубине ветвистых мягких гнезд в щелях под змеями водостоков. 

Они, не сговариваясь, садятся на медленно остывающих шершавый металл и вытягивают ноги к горизонту. Все так же, не сговариваясь, смотрят вдаль, на раскинувшийся под ними серебряно-зеленый темный полог. Почти до самой грани видимости.

Металлически листы обрываются в пяти шагах от их ног, плавно загибаясь вниз, словно под тяжестью других невидимых ночных гостей, и она боязливо жмется к его боку, обнимая за руку. Как всегда было. Как хотелось, чтобы было и дальше, но хотеть - слишком много для того, что он может себе позволить. Мечтать, вот правильное слово.

Вытянутая тень от чердачной крыши с распахнутым настежь оконцем подползает ближе, неловко сворачиваясь за их спинами точно кто-то несмелый и действительно живой. Почти так же действительно и явственно щекочет голые щиколотки синей шерстью. 
Он, затаив дыхание, осторожно пересчитывает веснушки на ее плечах. Созвездия золотисто-рыжих круглых крапинок, похожих на причудливые монетки, складывающиеся в непонятный узор тонкой полупрозрачной вязью. В одно единственное слово, от которого замирает и быстрее рвется вперед сердце: "одиночество".

- Знаешь, о чем я мечтала все это время? - острожно и тихо спрашивает она. Так тихо, что в первые секунды он даже не различает ее слов. - Побыть в одиночестве. Одной - и одновременно с кем-то, но чтобы ощущать его так же знакомо и близко, как себя. Чтобы ощущать кого-то настоящим.
Он вздрагивает, чувствуя расползающуюся внутри холодную дрожь и то, как замирает, съежившись и прислушиваясь, сердце. 
- Я хотела бродить с кем-то по остывшим улицам или сидеть вот так, держась за руки, и молчать, и чтобы молчание это не было принужденным. 
Он неуверенно кивает. Ее он уже давно ощущает как часть самого себя, а порой даже кажется, что большая его часть находится именно в ней, за пределами собственного тела. Почти все. Почти весь он сам. И, наверное, именно поэтому он понимает ее тоску особенно остро.
- Ты скучаешь, - то ли спрашивает, то ли утверждает. 
Взгляд скользит ввысь и вдаль, стелется по скособоченным конькам крыш, мимо остывших бульварных фонтанов и пахнущей прелыми водорослями старой набережной. Мимо закрытого на ремонт лунного городка и нефтяных вышек, слившихся с опрокинутым горизонтом. Смотрит туда, куда хотел бы улететь вместе с ней. За грань. Навсегда. 
Но сейчас - именно сейчас - хочет остаться. 
- Ты устала быть здесь...
- Только не с тобой, - с мимолетной, неощутимой задумчивой паузой, с которой произносит все важное для нее. 
Он крепче обнимает ее за плечи, притягивает к себе, боясь отпустить, потерять, и именно так, противореча действиями словам, произносит шепотом, боясь дрогнуть надтреснутым от волнения голосом:
- Я люблю тебя. Больше жизни. Больше всех людей и этого мира впридачу. Я могу тебя отпустить. 

Металл под ними холодный, действительно холодный по сравнению с тем, как раскаляется и жжется внутри, в душе. Словно тянется, рвется, расходится по швам холодно-густая, съежившаяся внутри ледяная тоска, теряет власть, исходит трещинами и, звеня, осыпается разбитой скорлупой на землю, в непримятую траву, уходя цепкими корнями в подвальные камни. Сквозь все пять этажей с чердаком над ними. Растворяется и исчезает, теряясь в лабиринтах обойных узоров, становясь лишь давно ушедшей в прошлое историей. И оставляет их одних. Вне пространства и времени. Вне его глупых законов.

Она улыбается. Тихо, несмело, робко, с такой же тихой печалью с уголках губ. Полоса над горизонтом светлее и набирается жара, разгорается, золотясь осколками нового дня. Именно так, новый день собирается из осколков. Чьих-то мечтаний или снов, мимолетных печалей и добрых улыбок. 
Краешек света, скользнувший на мгновение по ее лицу, подсвечивает потускневшие веснушки на щеках. И светлые глаза. Настолько светлые и лучистые, что мир, возможно, больше никогда не увидит подобных. Но растворит эти в себе. 

Она обнимает его, еще крепче, прижимаясь к теплому боку, и закрывает глаза, а он пытается смотреть только на рассвет, чувствуя каждой клеточкой тела ее присутствие рядом. А потом ощущение начинает ослабевать. 

Желто-красная полоска зари кровоточит над домами свежей раной. Точно такая же - внутри него самого. Оранжевый свет рождается из ее глубины, разгорается, рассыпается лучами, отбрасывая ночные тени в подворотни и щели, скользит светлыми полосами, возрождая, грея, громогласно и безмолвно объявляя начало нового дня.

Он смотрел на рассвет, на рассеченную солнечным шрамом поднимающееся небо, и ничего не чувствовал. Только прорастающие сквозь все этажи путающиеся корни непримиримой тоски. Светлой. Такой же, как и рассвет. Как и ее глаза. Но, обернувшись, больше не заметил ее рядом с собой...

* * * 

Призраки не боятся рассветов. Лишь жаркого солнца и слишком мрачных ночей. И еще одиночества. Зыбкого, холодного, убивающего одиночества, по сравнению с которым меркнут любые страхи. И, преодолевая их, кто-то, возможно, стремится под утро на встречу с любимыми. С теми, кто был дорог при жизни. И после. 
На серебристые скаты крыш, в ветвистые аллеи и к пустынной площади возле разбитого фонтана. Не чтобы убедиться в своей жизни - чтобы удостовериться в смерти. И в том, что бессмертна и неугасаема любовь. Никакими ночами и страхами. Никаким временем. 

Да, он не любил лето.
Но его рассветы нельзя было сравнить ни с чем...

 

 

 

ПРИЗРАЧНАЯ
Словотворие
4
You're beautiful, so beautiful,...
Скрапбукинг, Словотворие
10

Миа усмехается,откидывая  со лба прядь коротких чёрных волос и беря  в  руки гитару,перебирая струны маленькими пальчиками.

Закусив губу она хмурится и прикрывает глаза.

Чёртова гитара.

На ней всегда играл папа.Перед тем как Миа заснет он садился рядом с ней и напевал одну простую колыбельную.

Спи моя малышка Миа,

Листья склонила плакучая ива.

Дремлют дельфины,дремлют собаки,

В далеких джунглях спят на ветке макаки.

Дышит покоем ночной простор,

Птицы кончили каждодневный дозор.

Чайки уснули на бушующих волнах,

А попугаи-на жёрдочках,в человечьих домах.

Засыпай моя малышка Миа,


По щеке девушки скатывается слеза.Чистая и искренняя,она бежит по выпирающей косточке на шее и растворяется в одежде.

Акияма подходит к зеркалу и разглядывает свое отражение.

Чёрные волосы,подстриженные "под мальчика",карие глаза,родинка на виске,небольшая  ямочка на подбородке.

Ничего необычного.

Так же как у всех.

 

Story about Mia Akiama. Part one.
Словотворие
2
Дорога домой. Глава - 8.
Словотворие
1 2
Дорога домой. Глава 7.
Словотворие
1 3
Дорога домой. Глава 6.
Словотворие
1 2
Ангел
Игрушка, Оберег, Словотворие
7 29
Ловцы Снов. Заключение.
Словотворие
4
ЛОВЦЫ СНОВ. Часть 10.
Словотворие

Казалось, рассвело раньше обычного, и утренний воздух еще был наполнен тяжелым сонмом после ночного ливня, но первые лучи солнца уже пронизывали густые кроны деревьев, едва касаясь лесного покрова. Седой старичок, сухой и жилистый, ступая почти бесшумно, медленно шел узкой тропинкой, задевая залатанными лаптями низкую траву, обильно покрытую росой. Он, щурясь, смотрел по сторонам, вдыхая лесной воздух и придерживая загорелой рукой большую плетеную корзину, местами потертую, но все еще надежную.

Старик был одинок и жил просто, не заглядывая в будущее, он радовался наступлению каждого нового дня, поднимаясь рано и наполняя свои незатейливые будни приятными походами в лес или на реку. Для очень пожилого человека он передвигался по густому подлеску с необыкновенной легкостью, словно забывая о годах и вновь чувствуя бодрость духа. Ловко убирая с дороги зеленые ветви, он углублялся в чащу, обходя старые пни и заботливо огибая совсем молодые деревца. Во всех его действиях прослеживалась отеческая забота и бережное отношение к окружающей его красоте, которую он считал совершенной.

Лето выдалось сухим, но несколько прошедших дождей с грозами поселили в душе старика надежду на возможный грибной улов. Уж очень хотелось порадовать себя картошкой с жареными грибами. Пробираясь через разросшийся кустарник, немолодой грибник увидел знакомую полянку. Шаг, другой по низкой траве и глаза увидели долгожданную находку. Несколько секунд на любование лесными дарами и корзинка уже не пуста. Сыроежки, лисички, козлята — все сгодиться. Все хорошо. А к ним и тройка подберезовиков и большой белый груздь. И наконец, вот он — боровик. Темная шляпка, крепкая белая ножка с едва различимой сеточкой и неповторимый аромат. Улыбнувшись находке, старик поднял глаза и увидел еще, а чуть дальше еще.

Увлеченный сбором грибов, старик забрался достаточно далеко. Казалось, что за долгие годы, он исследовал в этом лесу каждый уголок, однако остановившись и оглядываясь по сторонам, он неожиданно понял, что не знает этого места. То ли растительность изменилась, то ли вышел он к нему с другой стороны. Старик недоумевал, но с интересом рассматривал новую полянку, которая казалось, была наполнено удивительной красотой, словно сошла с красочной иллюстрации в книге со сказками.

Ровные белые стволы высоких берез. Величественные ели. Низкорослый черничник и бархатные кочки мха. Нехоженая трава и лесные цветы, простые, но от того как-то по-особому милые. И грибы — разные, но на виду, будто заботливо высаженные на мох знающей рукой. Добрые глаза по-стариковски сощурились. Надо же, как повезло!

Опустившись на корточки, старик быстро наполнял корзину. Поднимаясь, он делал несколько шагов и радовался новой находке. Когда он поднялся в очередной раз, то почувствовал, как лбом стукнулся обо что-то рослое, словно столкнулся со взрослым человеком. Он поднял глаза и удивился, от неожиданности делая шаг назад. Много чего он видел за свою долгую жизнь, но такого никогда не встречал.

Перед ним стоял белый гриб. Настоящий гигант, такого роста, что его шляпка была на уровне головы седовласого грибника. Старик обомлел и, не веря своим глазам, протянул руку и осторожно гладил белую ножку, которая по ощупь ни чем не отличалась от ножки обычного гриба. Он осмотрел коричневую, бархатную шляпку и обошел гриб вокруг.

«Вот это чудо! — думал старик, опуская корзину на землю и обтирая рукавом вспотевший лоб, — как же я его издали не заметил, — размышлял он, обходя гриб снова и снова. — Это ежели посушить, так на целый год хватит», — мысленно прикинул он и посмотрел на свою корзину, которая была заполнена лишь наполовину.

Долго бродил старик вокруг гриба, все рассуждая, да примериваясь. А потом обвел еще раз взглядом чудесную полянку и добро улыбнулся.

«Нельзя! — твердо решил он, — ни один день такая красота росла, а я вот возьму и сорву все разом. Что ж мне других грибов мало. Лес велик! Еще найду. А этот пусть стоит, глаз радует. Если кто забредет сюда тоже удивиться и полюбуется».

И пошел старик дальше. Повезло ему на тихой охоте — грибов домой принес целую корзину. Почти неделю жарил, да суп варил. И поздно вечером засыпая, закрывал он глаза, а перед ним тут же возникала та полянка, вновь и вновь очаровывая своей красотой. Приходил он на нее и после. Сам не знал, как находил он ее в большом диком лесу. И всегда солнечно было на ней, тихо. Только ветер играл в листве высоких деревьев, где белки перепрыгивали с ветки на ветку, а внизу пугливый зайчонок отдыхал под раскидистым кустом. Старик отдыхал, усевшись на мягкую траву, и любовался на гриб, который никак не изменился за это время, не вырос и не состарился.

Но однажды попал старик под дождь, когда возвращался из соседней деревни, и простудился. Долго он кашлял, сопливился, пил отвар шиповника, калины и в лесу не бывал. Но как только окреп, и погода наладилась, сразу же отправился знакомой дорогой, чтобы вдохнуть лесного аромата и ускорить выздоровление.

Пришел он на свое место и не узнал его. Ничего не осталось от былой красоты. Трава вытоптана, цветы оборваны, молодые деревца поломаны. Ни белок, ни зайчонка, ни птиц — все разбежались, попрятались. Только пепелище, грязь, да мусор на поляне. Расстроился старик, посмотрел в сторону, где гриб рос. И гриба нет. Ножка срезана у самой земли, а около потухшего костра на траве лишь обрезки от него остались. Видно, где собрали, там варили и ели.
    
«Да, что ж, это, — со слезами взмолился старик, — как же это? Вокруг ведь грибов всем хватит. Так зачем же? Неужели все мало? И деревья молоденькие кто ж в костер рубит. Ну, пойди, набери ты хвороста. Будь человеком».

Присел старик и, почувствовав свое бессилие, заплакал.

И ладно бы, звери, какие сотворили все это. Так нет ведь — люди. Мало им того, что в деревне его родной все поизгадили. Кто хитер, тот у слабого, доброго и землю отхватит забор ночью передвинув. И хлам всякий под окно свалит. А если уж совсем зависть и злоба заест, так и дом подожжет. И управы на таких никакой, все у них куплено, да схвачено. Все с рук сходит. Смотреть противно. И было вот место в лесу нетронутое, красотой своей душу согревающее, так ведь и сюда добрались.

Загрустил старик, сник совсем, в сон его клонить стало, а домой добраться — сил нет. Постелил он на траву потертый пиджачишко и лег. Думал только передохнуть, но не заметил, как уснул. А проснулся только утром, когда солнечные лучи уже согревали полянку теплом нового дня. Он открыл глаза и, прищурившись, осмотрелся. Никакого чуда не произошло. Лес вокруг него, как и прежде стоял оскверненным. Ни шелеста листвы, ни пения птиц.

Старик поднялся на ноги и с грустью посмотрел вокруг еще раз, исправить здесь что-либо ему было не по силам. А уйти и все позабыть казалось несправедливым. Его мысли прервал звук человеческих голосов, который доносился издалека и постепенно приближался. Предположительно несколько человек шли в направлении солнечной поляны. По мере приближения голоса слышались более отчетливо, и уже можно было различить слова. А разговор складывался простой: один бранно восхищался тем, что никогда раньше не ел супа вкуснее, чем из того гриба-переростка; второй поддерживал его, сокрушаясь лишь от того, что мало они взяли с собой браги; а третий отчаянно надеялся, что может сегодня выросло там что-то еще, чем можно будет поживиться.

Старик, услышав такие речи, нахмурился, но ясно понимал, что противостоять троим он, вряд ли сможет. Но что же делать? Неужели придется просто уйти и позволить им снова надругаться над природой. Отдать лес так же, как когда-то жители отдали свою деревню и теперь в ней установлены эти варварские порядки. Прихватив с травы одежду, старик поспешил в сторону густого кустарника, росшего на дальней стороне поляны. Спрятавшись, он раздумывал, как поступить. Охотником старик никогда не был, но в молодости был знаком с несколькими и даже пару раз бывал на охоте. Друзья звали и больше, вот только ему это совсем не нравилось. Однако, как зазывали они разного зверя, он помнил и решился напугать непрошеных гостей.

Как только показались они на полянке, так старик набрал в легкие побольше воздуха и завыл. Да, так, что у самого мурашки по спине побежали. Присмотрелся сквозь листву и видит, что остановились трое верзил, испуганно озираясь по сторонам. А старик — снова, еще громче, зычнее, протяжнее. Совсем притихли мужики. Старший махнул рукой и отступил, как бы говоря, что надо отправиться в обратный путь.

— Вот ведь зверья развелось, — с досадой сказал второй и пошел вслед за первым, попутно толкнув в плечо третьего.

— Потом придем, — злобно ухмыльнулся тот.

Когда скрылись они в лесной чаще, вышел старик из своего убежища и вздохнул с облегчением. Не думал он, что поверят они и испугаются звериного воя. Боялся, что обнаружат его, да переломают ему все кости, но повезло — жив остался.

Быстро пролетали летние дни, хотя и длинными были. Часто приходил старик в лес и обязательно на полянку заглядывал, но подмечал, что ни он один сюда приходит. Только начнут травы подниматься и цветы зацветать, так кто-то обязательно наведается, да и навредит, то землю замусорят, то целое молодое дерево огнем опалят. А старику обидно и больно смотреть на все это.

А еще несколько раз оставался старый грибник в лесу зарю встречать и очень ему понравилось. Старый он совсем стал и ночами все равно в кровати ворочается. Бессонница совсем измучила. А здесь хоть и не спишь, а все равно время не зря проходит – любуешься. Слышишь, как первые птицы просыпаются, как перекликаются они все по-разному, каждая о своем спешит рассказать. Видишь, как распускаются ромашки, повернув к солнцу свои крупные белые головы. И как полосатый шмель спешит за утренним нектаром и как начинается жизнь большого муравейника с крохотного оконца, распахнувшегося на большой куче. И вся эта полянка словно особый удивительный мир!

Так одним солнечным днем проснулся старик в лесу и почувствовал странное. Будто совсем высох он, хотя куда уж более. Посмотрел на свои руки и испугался. Кожа с годами и так потемнела, огрубела, а тут, как и совсем одресневела, местами почти мхом пошла. Посмотрел на ноги и с ними  — то же. До смерти перепугался старик, подумал, что пришло его время помирать. Сел и пошевелиться боится, только смотрит вокруг, будто напоследок запомнить всю лесную красоту старается. Но прислушался он к себе, а сил то в теле вроде, как и прибавилось, будто кто-то по старым венам свежий березовый сок пустил. Дышится легко, суставы не болят и голова ясная. Осторожно поднялся он и пошел к лесному озеру на себя поглядеть. Подошел к воде, разогнал рукой тину и дождался когда озеро успокоится, а потом посмотрел и обомлел.

Смотрит на него из воды старичок, вроде как он, а вроде, как и нет. Лицо будто шершавой корой покрылось, вместо носа прутик, борода и волосы, словно тонкие веточки, кое-где даже с листочками. Лишь глаза прежними остались, добрые, серые, смотрят с теплотой. Да и ростом старик меньше стал. Непривычно. Оглядывает он себя и удивляется.

Вернулся он на полянку, остановился напротив недавнего пепелища, которое никак травой не порастет и задумался. А что если не только внешне изменился он? Может есть какой секрет его внезапного превращения, словно природа приняла его в свои объятие и доверилась ему. Закрыл он глаза и представил, что нет больше уродливого пепелища, а есть на этом месте трава душистая, да грибы красноголовики. Подумал и, затаив дыхание, взмахнул рукой. Распахнул вновь глаза и видит — все что задумал, все воплотилось. Не иначе, как чудо произошло!

Обрадовался старик, ощутил прилив сил невероятных и, приняв дар волшебный, взялся за дело. В миг обрела полянка былую красоту. Вернулись лесные звери, запели птицы, появились на мшистых кочках грибы и ягоды, а деревья приветливо зашелестели листовой. Но вдруг снова услышал он голоса, тех троих, что вернуться обещали, и нахмурился. В несколько ловких движений оказался он на краю поляны и увидел, как приближаются они: первый идет и палкой лупит по стволам тонких березок, от чего они пополам складываются; второй — захотел лесной земляникой полакомиться, да так целый кустик из земли с корнями и вырвал; а третий, что старшим был, все это видел, да и промолчал, замечания не сделав, словно нормально это.

Осерчал старик и решил, что нельзя такое оставлять безнаказанным. Взмахнул рукой и поднялся ветер, потемнело небо, будто перед грозой, а на пути гостей незваных появились болота с трясиной непроходимой. Гул, вой по всему лесу слышен. Из-под коряг змеи показались. Удивились олухи, остановились, переглядываются между собой, а понять не могут, откуда, что взялось. Первый сделал шаг и нога его в болоте утопла. Закричал он, задергался, и если бы дружки не помогли, так бы и затянуло его в трясину. Отступили они и решили домой вернуться, да только бродили по лесу до темна и не могли никак выбраться. Только к ночи уставшие и замерзшие они к деревне вышли, а утром всем кого встречали, рассказывали, как их Нечистая сила по лесу кружила, дорогу домой найти не давала.

Так и остался старик в лесу. Стал его частью и понял он свое предназначение и был рад, что сможет любимой природе добрыми делами послужить и свой век продлить. Каждое деревце теперь и каждый зверь лесной под его защитой. Ко всем, кто с уважением в лес приходит, добр он. Грибникам, ягодникам, травникам самые лучшие свои места открывает, чтобы никто с пустой корзинкой не ушел из лесу. А тем кто, надругаться над природой посмеет — путь закрыт. Изведет он того, заморочит, до смерти напугает.

Потому люди по-разному зовут его: Дух-хозяин леса, Старик-лесовик, Лешак, Лясун, Ворог, Шатун или Нечистая сила. Но большинство все же Лешим называют.

Всюду он поспевает, обо всем знает, что в его лесу происходит, все подмечает. Но больше всего любит он сидеть на своей полянке в окружении лесных зверей, слушать пение птиц и наблюдать, как качает высокие кроны деревьев его старший брат Ветер.

Откуда в лесу Леший взялся
Сказка, Словотворие
6 14
RSS-материал